Багровые волны - Страница 48

Дальнейшая судьба Роберта как один повторяла историю Чарли Стоуна. Набитая людьми яхта, встреча в море с английским крейсером. Америка. Выживание в чужой, равнодушной к иммигранту стране. Новая война, снова выживание, карьерный рост и как финал хорошая пенсия, свой дом, купленный на федеральной распродаже, неплохая работа и ностальгия, тягостная душевная боль по давно минувшим дням.

Надо ли говорить, что Чарли и Роберт быстро сдружились. Слишком похожие были у них судьбы, чтобы просто так отказаться от прошлого. Даже вербовщики обоих поймали на одну и ту же приманку. Острый приступ ностальгии, депрессия, острое желание вернуть, реанимировать сгоревшую, растертую гусеницами танков, растреляную авиационными пушками молодость.

3

Над Москвой вставало яркое ослепительное солнце. Прекрасная летняя погода. Не смотря на ранее утро, на улице уже жарковато. В такой день хорошо махнуть за город, на дачу или в дом отдыха, также неплохо слетать в Ленинград провести день на Сестрорецком разливе. Простые немудреные места отдыха простых граждан, но недоступные сильным мира сего.

Председатель Совмина СССР Андрей Жданов грустно вздохнул, глядя на проносящуюся за окном машины Москву. Летний отдых не для него, только если удастся разгрести дела и вырвать у работы денек на поездку в Ленинград. Фантастика. Такое только товарищ Беляев, который писатель, может придумать.

Раньше в свою счастливую бытность секретарем ЦК Ленинградского горкома товарищ Жданов и не думал, что придется во второй половине жизни переезжать на работу в Москву. Все изменил тот самый двадцатый партсъезд. Никто и помыслить не мог что Коба даже не посоветуется со старыми партийными товарищами, а поручит проработку бывшему энкэвэдешнику Берии, сам все переиначит и самоличным решением отменит главенствующую роль Партии. Неприятная новость для партийного работника.

К счастью Коба не забыл своего старого верного друга и пригласил в Москву заместителем председателя Совнаркома, вскоре ставшего Совмином. Пришлось Андрею Александровичу срочно расширять кругозор и вникать в суть хозяйственных проблем. Рабочий день у Жданова незаметно увеличился, а редкие дни отдыха стали еще реже. С работой новый заместитель справился, директора заводов и руководители облсоветов приняли своего куратора и даже помогали осваиваться на новом месте. Впрочем, новые обязанности мало чем отличались от прежнего руководства Ленинградом и областью. Только масштаб изменился, а так та же самая работа с людьми, те же самые проблемы, заботы и все это надо решать. И незамедлительно!

Новый удар Жданов получил в 49-м году на двадцать первом съезде Партии. Пусть значение ВКП(б) изменилось, но все равно большинство ответственных работников и руководителей советского государства коммунисты и съезд был для них событием. И опять съезд оказался эпохальным, в не лучшем значении этого слова. Первым делом по предложению Сталина партию переименовали в КПСС. Это мелочи, это незначительное событие, суть от названия не меняется. Куда хуже были события третьего завершающего дня партсъезда — товарищ Сталин поднялся на трибуну, взял слово и объявил о своем решении уйти на покой.

Шок. Ужас. Катастрофа. Рухнувший мир. Как еще можно описать поразивший депутатов шок?! Да, Хозяин любил эффектные жесты, сказывалось юношеское увлечение театром, любил разыгрывать целые сцены и представления с участием членов Совмина и приближенных товарищей, но это его выступление было самым громким за все его время работы на ответственных постах. Люди слышали и не верили своим ушам.

Вначале после слов Сталина как всегда раздались аплодисменты, короткая, внезапно оборвавшаяся овация. Как можно аплодировать после таких слов?! Разве можно не аплодировать после слов Сталина?! Потом зал, да что там зал — весь огромный недавно построенный Дом Советов пришел в движение. Люди рвались к микрофонам, просили слова, кричали из зала. Все просили, кричали, требовали только одно — чтоб Сталин, Великий Вождь и Учитель остался.

Еще минута и началась бы паника. Охрана не тщетно пыталась восстановить порядок. Бедный Власик носился по залу с белым перекошенным лицом и лично успокаивал депутатов. Спас положение Сталин. Он постучал пальцем по микрофону, выдержал паузу и произнес четыре слова: "Товарищи, я вас прошу…".

Сталин говорил, и люди успокаивались. Они слишком привыкли внимать словам Вождя. Люди слишком привыкли к тому, что у них есть Великий и Непогрешимый Учитель, Вождь, Лидер. Только он мог одним словом, мановением руки подчинять людей и посылать их на великие дела. Ему верили и его любили.

Все остальное было как в тумане. Многие потом рассказывали, они не могли вспомнить, что было после того как Сталин заявил…. Сам Жданов только через несколько дней после съезда, когда внезапно навалившиеся на него новые дела и заботы немного отступили, понял смысл сталинского решения. Люди привыкли к Вождю, люди привыкли к роли ведомых. Это хорошо для умного, сильного и справедливого лидера, это страшно для мудрого вождя.

Прошло два года, Андрей Александрович свыкся с новой работой и ответственностью, привык к каждодневному нечеловеческому напряжению сил. Все более-менее устаканилось, вошло в колею. Естественно, окружение не сразу приняло нового руководителя СССР. Были интриги, была попытка партийного реванша, провалившаяся, не всегда ровно складывались отношения с заместителями.

На Жданова даже жаловались Сталину. Спасибо Кобе, нашел время приехать в Москву и вручил Жданову пачку доносов. Что делать с кляузниками, председатель Совмина разобрался сам: кого просто понизил и сослал в глубинку, кого простил, а кого и пришлось передать в руки МГБ. С этими, как и с космополитами, оказавшимися агентами США, не церемонились — 15 лет или высшая мера. Однозначно и без права на обжалование.